С XVIII века Москва административно делилась на части, каждая из которых была подведомственна отдельному полицейскому управлению. Кремль и Китай-город вместе составляли Первую, или Городскую, часть Москвы. Каждая часть делилась на кварталы. Все Зарядье от Варварки на севере и до Москворецкой набережной на юге, от Китайгородского (тогда Китайского) проезда на востоке до Москворецкой улицы на западе в официальной документации тех лет относилось к четвертому кварталу Городской части.
Южная сторона Варварки своими декоративными церквями, реконструированными палатами и доходными домами, словно ширмой, ограждала респектабельный финансовый центр в нагорье Китай-города, своего рода московский Cити, от Зарядья, перенаселенного мелкими торговцами, мастеровыми и обслугой. И хотя Зарядье, в отличие от Хитровки, никогда не имело репутации криминального района, среди его обитателей середины XIX — начала XX века было в ходу пьянство, дебоши и драки, мелкие правонарушения. Ситуация усугубилась после отмены крепостного права в 1861 году, когда в Зарядье хлынули бывшие деревенские жители в поисках лучшей доли и не нашли ее.
По воспоминаниям поэта и писателя-самоучки Ивана Алексеевича Белоусова, родившегося в Зарядье в 1863 году в семье хозяина небольшого швейного предприятия, тут снимали мастерские, и жили многочисленные «портные, сапожники, башмачники, картузники, токари, колодочники, шапочники, скорняки, кошелевщики, пуговичники, щеточники, печатники, печатавшие сусальным золотом на тульях шапок и картузов фирмы заведений». Отец Белоусова, вышедший из крестьян портной, выбился в хозяева небольшой швейной мастерской на шесть-семь мастеров и пять-шесть привезенных из деревень мальчиков-подмастерьев. Для своей мастерской Белоусов-старший снимал помещения в доме на углу Псковского и Мокринского переулков. Там же, в скромной квартире на верхних этажах, жила семья Белоусова.
Дом, где Белоусов-старший снимал мастерскую и семейную квартиру, принадлежал известному в то время московскому купцу и текстильному фабриканту Василию Васильевичу Варгину, нажившему капиталы на поставках продовольствия и холста в Русскую армию во время наполеоновских войн. Кроме дома в Зарядье Варгину в разное время принадлежало в Москве много другой, гораздо более ценной, недвижимости. В его владении находился участок, где впоследствии было воздвигнуто нынешнее здание Малого театра, огромный дом на Ильинке, престижные меблированные комнаты на Тверской напротив нынешней мэрии Москвы, а тогда резиденции генерал-губернатора, участки с домами в Замоскворечье и Лефортове и, наконец большой участок на углу Кузнецкого Моста и Большой Лубянки. На последнем сейчас стоит доходный дом, воздвигнутый в 1905 году по проекту Леонтия Бенуа, в первые советские десятилетия здание занимал Наркомат иностранных дел.
Такие обширные владения в руках одного хозяина, как в случае Варгина, стали обычным делом в Москве после ее разорения в 1812 году. После пожара хозяева многих участков не имели средств на новую застройку и были вынуждены продать их. Богатые дворяне и коммерсанты скупали участки для постройки доходных домов. Жили они, разумеется, в других районах Москвы, вели дела с многочисленными арендаторами через своих доверенных лиц и если и наносили визиты в Зарядье, то по крайней необходимости. Низкое качество и дешевизну жилья и торговых помещений владельцы домов компенсировали тем, что старались извлечь прибыль с каждого квадратного аршина площади, включая подвалы и чердаки.
Будучи дешевым районом в самом центре города, Зарядье кроме вчерашних крестьян, пополнявших ряды городского пролетариата, мелких торговцев, ремесленников и мастеровых привлекало и людей сомнительной репутации и рода занятий. Так, например, по воспоминаниям Белоусова, «в темных, грязных подвалах зарядских домов ютилось много гадалок». Наиболее успешные из них славились на всю Москву, к ним приезжали погадать богатые купчихи из Замоскворечья, а иногда и дворянки. Эти гадалки располагали свои салоны в подвальных квартирах и «занимались своим ремеслом открыто благодаря взяткам полиции».
Другой примечательной социальной группой жителей Зарядья середины XIX века были профессиональные нищие. Большая «артель» нищих обитала в доме на территории мужского Знаменского монастыря на Варварке. Нищим этот дом сдавала в аренду монастырская администрация. Днем они уходили на работу «в город», то есть в торговые ряды на Красной площади, Гостиный двор, на толкучие рынки, существовавшие в то время на Старой и Новой площадях Китай-города. Многие опытные нищие, не обделенные актерскими навыками, зарабатывали до трех рублей в день, при прожиточном минимуме того времени 20–25 копеек в день.
По свидетельству Белоусова, ушедшие в запой наемные мастеровые посылали мальчишек-подмастерьев «заложить почти новые, крепкие сапоги, закладчица дает на смену сапоги похуже и рубль-полтора денег; когда эти деньги пропивались, первая сменка снова посылалась к закладчице; она давала вторую сменку еще похуже и уже несколько копеек денег. И так доходило до того, что последней сменкой были опорки (остатки стоптанной и изодранной обуви, едва прикрывающие ноги. — Прим. ред.). То же самое проделывалось с пиджаками и рубашками».
Этому есть немало подтверждений. Так, Павел Иванович Богатырев, известный в то время фольклорный певец, этнограф и беллетрист, в своем очерке «Московская старина» дает Зарядью 60–70-х годов XIX века такую характеристику: «Само Зарядье, как-то: улицы, переулки, дома и квартиры, было грязно до невозможности и пропитано ужасным воздухом; надо было иметь большую привычку, чтобы пробыть в Зарядье хоть час… Бывало, вырвавшись оттуда, радостно вздохнешь свежим воздухом».
В своем очерке «Падение Зарядья» (1935) зарядьевец в третьем поколении, советский писатель Леонид Максимович Леонов вспоминал бытовые картины из своего детства: «В тесных каморках там проживали со своими семьями злые и чахоточные мастера мелких и неприметных ремесел. Жизнь у них была лютая и скорее заслуживала наименования жития. Искусство выжимания пота без одновременной поломки костей стояло очень высоко в Зарядье. И потому трудно было осудить этих задиристых, ожелтевших и очумелых от страшного труда, по 12 часов в сутки, людей за их манеру проводить время на этой планете. Как они лупили своих жен или учили родимых деток, памятно, наверно, многим зарядьевским старожилам. Единственной их утехой было выпить в праздничный день «для забвения жизни» — формула эта запомнилась мне с самой начальной поры моего милого детства. Казенок (казенная винная лавка, а также водка, продававшаяся в такой лавке. — Прим. ред.) в сей местности имелось достаточно, и пьянство процветало сверхъестественное, вплоть до появления зеленого змия и других клинических спутников белой горячки... И доселе помню, как двоюродный дядя, Сергей Андреич, сиживал, свесив ноги, на каменном подоконнике, призывая чертей, чтоб забрали его в свою дружную компанию».